Степан Михайлович судорожно кивнул. Ему действительно очень хотелось надеяться на то, что все закончится благополучно. То есть он останется жив и останется при деньгах. Ну или хотя бы относительно благополучно. То есть он останется жив и хотя бы при половине полученных капиталов. О самом плохом — об утрате всех денег — он не думал.

— Я вам дам два адреса. Нет, даже три адреса. Я дам вам очень хорошие адреса. Где Мозга периодически бывает.

— Мне мало просто адресов. Мне надо знать, когда там объявится ваш авторитетный приятель. Вам придется спросить их об этом. В процессе непринужденной беседы.

— Кого спросить?!

— Ваших адресатов.

— Но это невозможно!

— Вас о чем ни попросишь, у вас все невозможно. Вы, наверное, просто не хотите мне помочь?

— Но они не станут со мной общаться. Я человек не их круга.

— Так они, оказывается, относятся к дворянскому сословию? С генеалогическими корнями, прорастающими от времен Ивана Калиты. А вы простой, без роду и племени мещанин? Которому не по чину визиты в дома высшего света. Извините, не знал.

— Вы зря смеетесь. У них действительно генеалогия. У них еще деды щипачами и домушниками были. И матери содержательницами притонов. А их внуки дослужились до авторитетов.

— Ах, ну да, я забыл, что в нынешнее время дворянские звания впрямую зависят от продолжительности, частоты и режима отсидок. А вы пока еще не имеете таковых заслуг перед обществом. То есть даже не статский советник. Так вот, не статский советник. Хотите вы или не хотите, но эти дома вам придется посетить.

— Они все равно не станут со мной разговаривать.

— Ну хорошо, а подарок, не сопровождающийся длительными беседами, они от вас примут?

— Какой подарок?

— Очень дорогой подарок. Соответствующий самым изысканным вкусам высшего света.

— Я не понимаю, зачем я им должен дарить какие-то подарки?

— А вам не надо понимать. Вам надо только дарить. И свидетельствовать свое глубочайшее почтение.

— И вы отдадите мне расписку?

— Отдам.

— Хорошо, я попробую.

— Конечно, попробуете. Потому что у вас нет другого выхода…

— …Позвольте преподнести вам этот скромный, не соответствующий степени ваших заслуг перед обществом и нашему к вам безграничному уважению подарок, — сказал Степан Михайлович.

И вытащил из сафьяновой коробки золотой пятнадцатисантиметровый крест, который был микрофоном. И похожую на якорную, но только выполненную из чистого золота цепь, которая являлась антенной.

— Ну ты, в натуре, услужил, — поблагодарил в ответном слове за приглянувшийся ему подарок представитель высшего света. И тут же нацепил подарок на шею.

— Тяжелый, блин. Кило, наверное!

Раз тяжелый, значит, красивый.

— Ну че скажете?

— По кайфу железка! — оценила приобретение сидящая за столом братва.

Еще один полукилограммовый золотой перстень был с наилучшими пожеланиями насажен на палец другого не менее авторитетного авторитета. Стоил перстень дороже, потому что микрофон туда пришлось устанавливать более мощный, чем был вмурован в кресте. Так как у перстня не было повышающей дальность передачи сигнала цепочки.

Третий подарок Степан Михайлович дарить отказался наотрез.

— Хоть убейте!

— Но ведь первые два подарил?

— Тем подарил. А этому — не буду. Этот от меня подарок не примет. Даже если это «Кадиллак» будет.

— Почему?

— Не по чину ему от меня подарки принимать.

Ну замучили они своим великосветским этикетом. В котором простому человеку ни в жизнь не разобраться.

— А если он этот подарок найдет?

— Как так найдет?

— Случайно найдет. Например, на улице.

— Не возьмет!

— Почему не возьмет?

— Западло ему вещи с земли поднимать, когда ему их в руки приносят.

— Вот тут я тебе не поверю. Авторитет авторитетом, а ценную бесхозную вещицу он не переступит. Говори адрес.

Известный в высших и приближенных к ним кругах авторитет по кличке Крученый выходил из ночного клуба. Где просадил пять штук долларов и заполучил изжогу от чрезмерного употребления лангустов, омаров и прочей заграничной нечисти. Ей-богу, повара на зоне баланду приличнее готовят. Потому что после нее никакой тебе изжоги не бывает. Хоть полный «червонец» ее хлебай.

Что за мода такая пошла, по валютным кабакам шляться? Чтобы как все. Чтобы авторитет не уронить. Вконец здоровье с этими новомодными прибамбасами угробишь. Если до того на нары не угодишь.

Все! В последний раз! Лучше в ближайшую пельменную…

Впереди шумно отрыгивающего употребленных омаров авторитета, хищно зыркая по сторонам глазами, шагали его телохранители. Чтобы вовремя заметить и распознать опасность и успеть отскочить из-под выстрелов. Но заметили они не опасность. Заметили они лежащие на земле золотые, размером с блюдце, часы. И оба разом кинулись к ним. Не думая даже, что это может быть изящно исполненное взрывное устройство.

— Э! — сказал авторитет, заметив впереди себя тихую свалку. — Что там у вас?

— Вот. Нашли, — показали телохранители блестящие в свете фонарей часы.

— Ну? — сказал авторитет. — И что? Нашли мои часы. О чем тут базарить?

И надел часы на руку.

А говорили, авторитеты подарки с земли не поднимают…

Глава 45

Полковник Трофимов прибыл к новому месту службы. Он спрыгнул из транспортного «Ана» на взлетно-посадочную полосу. И посмотрел на свои начищенные кремом полуботинки, хрустко вставшие на покрытый толстой коркой инея бетон.

— Тут всегда так. То снег, то лед, — сказал ему выбравшийся из самолета пилот. — Одно слово — край света.

От недалекого ангара к самолету бесформенной толпой шли солдаты. Чтобы разгрузить прибывший груз. Но прежде чем они добрели до самолета, их обогнал «уазик». Из которого выпрыгнул не в меру оживленный капитан.

— Ну что? Привез? — крикнул он пилоту.

— Почту? Привез. Там, возле кабины.

— Да я не про почту.

— А-а, — тревожно скосился пилот на полковника, — тоже привез. Тоже возле кабины. Капитан быстро полез по трапу.

— Здравия желаю, товарищ полковник. Вы к нам, товарищ полковник?

И исчез в салоне. Но появился через минуту, таща в руках две двадцатилитровые канистры.

— Давай быстрее! — заорал он в сторону машины. «УАЗ» сдал к самому трапу. Канистры забросили внутрь. Капитан, воровато оглядываясь, прыгнул туда же, и машина сорвалась с места.

Подвезти полковника никто не предложил. Машина предназначалась для транспортировки особо ценного груза.

Наконец к самолету добрались солдаты. Построились кое-как.

— Здравия желаю, — приветствовал полковника сержант. — Личный состав прибыл для выполнения разгрузочно-погрузочных работ. Разрешите?

— Разрешаю, — козырнул в ответ полковник, хотя плохо представлял, кто и что должен выполнять.

— Давай! Чего спите! — скомандовал сержант, указывая на трап.

Солдаты по одному забежали в салон. И скоро потянулись обратно, таща в руках какие-то ящики и воровато пряча глаза. Как тот капитан.

— Эй! Буде! — заорал пилот. — Ваших шесть штук! А мне еще на полигон лететь.

— Товарищ майор, — жалостливо затянул сержант, — мы здесь, можно сказать, за Полярным кругом света белого не видим годами. Никаких человеческих радостей. Даже телевизор не показывает…

— У всех не показывает. Кончай бузить, сержант. Пока я тебе об уставе не напомнил. Лучше самолет разгружай.

— Ну, товарищ майор…

— Все, сержант. Отставить! Выполнять приказание.

Несколько солдат, присев за шасси, нетерпелив распаковывали один из ящиков. Полковник отвернулся.

— А вам, товарищ полковник, наверное, к командиру? — спросил сержант. — Так я провожу. А то, пока еще машина подъедет, вы тут замерзнете совсем.

Полковник кивнул.

— Тахтыбурдыев! Тахтыбурдыев, мать твою! Иди сюда. Проводи вот товарища полковника до командира, — заорал сержант.